AURORA PRIZE

У меня было замечательное детство. Я вырос в Ереване, а Армения – это мой дом. Почти четыре года я нахожусь в Москве, но не ощущаю себя человеком, который поменял место жительства. Я воспринимаю жизнь как отведенное мне время, за которое можно сделать определенное количество вещей. Или не сделать вообще ничего, но все время собираться.

У американского поэта Роберта Фроста есть фраза, которая мне очень нравится: “Что-то все время сдерживало нас и делало слабее, пока не стало понятно, что это мы сами”. И вот я стараюсь что-то сделать, поэтому сейчас я нахожусь здесь.

Мне кажется, гораздо важнее то, как человек распоряжается своей жизнью, что он делает с ней, нежели вопрос о том, где именно он в какой-то момент находится. Один из сюжетов Борхеса – о долгом возвращении домой. Примерно так я ощущаю сейчас свое пребывание тут.

Моя родина, мой дом находятся на окраине Еревана. Есть люди, которые знают и никогда не забывают то, что дала им родина. Они понимают, каким образом могут отблагодарить ее, принести ей пользу. Но ощущение сопричастности, связи с родиной есть не у всех. Большинство людей живут своей жизнью, своими нуждами. В свое удовольствие. Отношение к родине – это выбор каждого человека. Никого ни в чем винить нельзя.  

Невозможно в нескольких словах описать всю свою любовь к родному городу, стране.

Родина – как живое существо, с которым у нас складываются какие-то отношения.

Кроме того, я многим обязан Армении. Я этого не забываю.

В Ереване у меня была хорошая работа, перспективы. Но мы с моей тогда еще невестой планировали создать семью. Я жил в Ереване, а она – в Москве. И мне вдруг захотелось все в жизни поменять, переоценить ее.  Начать все с нуля. За то время, что я нахожусь вдали от родины, во мне произошли большие изменения. И я не жалею об этом. В Москве вышла моя первая книга. Здесь я продолжаю заниматься творчеством.

Геноцид армян обошел стороной моих предков, поскольку они – выходцы из Карабаха. Но это трагедия моего народа. Мы все прекрасно знаем, что произошло с Комитасом после событий 1915 года. Разве сейчас важно, кому он приходился  родственником? Геноцид в Османской империи – это наша общая беда и память.

Комитаса я считаю великим композитором и человеком. Даже явлением. Вечером, когда дети ложатся спать, у нас с женой освобождается несколько часов относительно спокойного времени. Часто мы слушаем классическую музыку. И Комитас в нашем доме звучит регулярно.

Многие страны официально не признали факт Геноцида. Но вы обратили внимание на то, сколько человек сопереживало с нами 24 апреля? Это же сотни миллионов людей! Меня до глубины души поразил масштаб и искренность сопереживания. Это ведь очень ценно. Надо благодарить этих людей за поддержку. Кроме того, мы должны так же относиться к тем народам, с которыми происходит нечто подобное.

Мощный поток соучастия нельзя забывать.

Я очень хочу сохранить язык, говорить в семье на армянском. Стараюсь передать знания о родине, даже интонации, связанные с Арменией, своим детям. Моя дочь с удовольствием слушает сказки Ованеса Туманяна, которые  я ей читаю перед сном.

Но однажды произошел случай, который на меня очень подействовал. Я слушал песню Роберта Амирханяна, в которой есть очень красивые строки. Я захотел поделиться ими со своей семьей. Но когда попытался перевести армянские слова на русский язык, то понял, что ничего не выходит. Сколько бы ты ни старался, не сможешь передать всей полноты и красоты армянского языка.

Моя дочь очень любит Арарат. В прошлом году, когда мы были в Армении, ей было два года. Она много раз видела на горизонте Арарат. Я особо никогда не воспевал Арарат, не пытался привить любовь к нему. Но Арарат дочери очень понравился. Она часто повторяла одну и ту же фразу: “Папа, я хочу погладить Арарат!”

Дома в Москве у дочери есть мольберт, на котором она часто рисует Арарат. Ей нравится сжимать один кулак  крепко, другой – не  очень, и говорить: “Это маленький и большой Арарат”. Мне это очень приятно.

Арарат – символ веры, надежды, возрождения армян.

В детском саду меня считали обделенным ребенком, поскольку я не знал ни одного слова по-армянски. Воспитатели разрешали мне делать то, что другим было запрещено: трогать плюшевые игрушки, листать книжку про Ленина и октябрят. Как-то я услышал там новое слово. Весь день я повторял его, чтобы не забыть. После работы мама пришла за мной, и я радостным криком встретил ее: “Мама, я выучил первое армянское слово – анасун (скотина)!” Через некоторое время я уже говорил на армянском так же, как и на русском.

Родственники по маминой линии живут в Карабахе. В самое тяжелое время мои двоюродные сестры и брат, бабушка и дедушка находились там, под бомбежками. В 1992 году им удалось выехать из Карабаха к нам в Ереван.

Многие родственники жили у нас дома. Было очень непросто. Не было ни света, ни тепла, ни хлеба. Бывали дни, когда в нашей маленькой квартире находилось от восьми до пятнадцати человек. Все дети спали в одной спальне, на полу.

Это были очень тяжелые времена. Дома постоянно думали, где достать топливо и что приготовить на ужин. Но я вспоминаю начало девяностых с большой теплотой. Это было поучительное время. Абсолютно прозрачное. Даже одноцветное, серое. Отношения между людьми были более откровенными, искренними. Не было лишних, изысканных смыслов. Была одна цель – жить. Люди обнажали свои истинные натуры. Жили насущным.

У нас были замечательные соседи: тетя Галя и дядя Ишхан. У них был маленький советский телевизор и машина. Наши соседи жили на первом этаже и подключали телевизор к автомобильному аккумулятору. Каждый вечер у них дома собиралось много семей, проживающих в соседних подъездах. Все садились полукругом и смотрели “Санта-Барбару” или “Тропиканку”. Мы жили одной большой семьей. Еще помню, как другая соседка предлагала испечь в «буржуйке» картошку для нас. Если удавалось, мы собирали почти треть ведра картошки, затем каждому доставалось по одной штучке. У меня много воспоминаний о том времени, я бы хотел записать их, мне кажется, это интересно.

В Армении есть достойные люди, которые пытаются изменить действительность. Будучи принципиальными людьми, они не сдаются, готовы идти до конца. Для них благо своей страны превыше всего.

Мне кажется, гордиться тем, что ты родился армянином, неправильно. Поводом для гордости может быть дело или поступок, позиция. Можно гордиться какими-то своими качествами, достижениями или, к примеру, тем, что ты не врешь, не подлец, не причиняешь боли, стараешься делать добрые дела.

Очень часто в разговоре употребляется местоимение «мы». «Мы такие-то…», «мы не должны…», «мы можем…».

Наверно, не менее полезно иногда говорить только о себе.

О своем месте, о своей роли, о своих умениях, достижениях, провалах, качествах, чувствах. Мы все разные. И когда говорим «мы», то не очень понятно, о ком именно идет речь, и какую личную ответственность каждый несет за это коллективно-непонятное «мы».