Елена Харакидзян
Известный российский музыкальный продюсер Елена Харакидзян работает с именитыми представителями классической музыки. Она автор фестиваля «Опера априори» и ежегодного благотворительного проекта «Встань и иди» в помощь детям с ДЦП. В Армении она успела побывать всего дважды, однако образ исторической родины Елена рисовала себе еще с детства, сочиняя стихи, посвященные горе Арарат. В прошлом году, к столетней годовщине Геноцида армян в Османской империи, Елена собрала на одной московской сцене солистов ведущих оперных театров мира с армянскими корнями. Харакидзян Елена посвятила этот концерт также и своим армянским бабушке с дедушкой.
От слова к музыке
Мой папа – профессиональный музыкант, играет в ВИА «Поющие сердца». Мама учила детей музыке в детском саду, когда познакомилась с папой. В детстве у меня был большой опыт игры на сцене: я училась в музыкальной школе, занималась танцами, выступала на Кремлевских елках целых шесть лет. Но когда мне исполнилось пятнадцать, меня переклинило. Вместо того, чтобы идти в театрально-музыкальную область, я, начитавшись Достоевского, решила поступить на философский факультет.
На тот момент мне казалось, что я слишком серьезная, и что все это лицедейство не для меня. Я выросла в Москонцерте, где работали мои родители, все дошкольные годы провела с ними на гастролях. В артистическом мире я себя чувствовала как рыба в воде. Но, будучи девушкой самовольной, решила распрощаться с дорогим мне миром закулисья. Родители не смогли отговорить меня от этой идеи.
Я вернулась в мир искусства посредством слова. За время учебы на философском факультете, а потом и в Институте европейских культур, я научилась неплохо писать. В двадцать пять лет вместе с группой единомышленников я начала разрабатывать разные выставочно-фестивальные проекты. Это был долгий путь, далеко не все наши идеи были претворены в жизнь. Но, в конце концов, я таким вот окольным путем вернулась обратно в мир музыки. И стала работать с Фондом Валерия Гергиева, организовывать концерты очень больших музыкантов в России, придумывать собственные проекты.
За кулисами концерта
В какой-то момент я начала вкладывать в организацию мероприятий собственные средства. Поняла, что можно съездить отдохнуть, а можно сделать очередной концерт. Ты просто не пихаешь деньги в кубышечку, не кладешь их на банковский счет, а направляешь финансовые потоки в духовное русло, оставшись бессребреником. Вообще я нахожусь в постоянном поиске денежных средств.
Культура никогда не существовала без меценатов. В Российской империи она поддерживалось на государственном уровне, самим царем.
Без венценосных европейских династий и меценатов не родились бы величайшие шедевры искусства. Есть известная история, которая мне очень понятна и близка. Во время войны Черчиллю принесли на подпись бюджет страны, где была выделена определенная сумма на развитие культуры. Советников британского премьер-министра возмутило, что во время войны выделяются деньги на эту статью расходов. На что Черчилль заявил: «Если не будет культуры, за что тогда воевать?».
Я выполняю всю полиграфическую работу сама: афиши, программки, буклеты. Я считаю, что только тогда, когда знаешь весь процесс подготовки и организации концерта изнутри, ты можешь делать мероприятие на высоком уровне. Я даже мыла пол в концертном зале. Однажды мы арендовали зал в центре Москвы, где накануне была фуршетная тусовка. По-видимому, все спали и не пришли на следующий день на работу, даже уборщица не явилась. За два часа до концерта мы зашли в этот замечательный зал, где стоит роскошный рояль, и поняли, что ноги прилипают к полу.
На подоконниках стоял недопитый пунш, на клавише лежал осколок стекла. Я взяла в руки швабру и начала мыть пол. В вечернем платье и на каблуках.
Тонкие струны интуиции
«Нет пророка в своем отечестве» – это точно про наших молодых артистов. У тебя не будет успеха в России, пока ты на Западе чего-либо не добьешься, или не состаришься. Все, что популярно сейчас в России, уже практически невозможно слушать. А когда играют молодые таланты, в зале сидят «полтора землекопа». Очень сложно собрать аудиторию.
Каким-то образом получается так, что те люди, которых я в двадцатилетнем возрасте где-то слышала, видела случайно и высоко оценивала, сегодня выигрывают престижные музыкальные конкурсы. Надеюсь, они никогда не разлюбят музыку, и их игра и пение никогда не перейдут из качества в количество.
Однажды я пришла на концерт к моему другу, классному пианисту Лукасу Генюшасу. На сцену вышел дирижер Максим Емельянычев, сделал всего два три жеста руками, и я поняла, что это нечто. На сцене он к этому моменту находился всего 2,5 минуты. Но бывают и другие случаи. Мне говорят: сходи, послушай классного певца. Я прихожу и понимаю, что между нами – стена. Мне не льется это ни в уши, ни в душу. А еще, когда я слышу фальшь, буквально на полтона, или неприятный тембр, у меня сводит холку – вот такая странная физиологическая особенность.
Музыкальное воспитание
Я выступаю за обязательное музыкальное образование. Каждый ребенок в течение хотя бы пяти лет должен учиться играть на каком-либо инструменте. В России музыка была частью классического образования еще сто лет назад. В офицерской среде не было людей, не умеющих играть на инструментах. В каждой приличной семье дети обучались музыке, потому что это развивает мозг лучше, чем какой-либо другой предмет. Масса исследований существует на тему того, что через руку, через развитие моторики образуется огромное количество нейронных связей.
Особенно важно учиться музыке с самого раннего детства. Музыка обогащает, воспитывает вкус. И совершенно не нужно, чтобы ребенок обязательно вырос профессиональным музыкантом. Я считаю большим заблуждением, когда родители говорят, что их ребенок не дорос до театра или концерта классической музыки. Если ребенку тринадцать лет и он до сих пор не был в опере, то, скорее всего, он уже туда никогда не пойдет. Или, попав туда взрослым, не поймет и не полюбит. Я просто вижу по своему ребенку и другим детям, как быстро они привыкают к классической музыке и гораздо лучше и тоньше взрослых понимают ее.
Корни и пути
Мой папа – чистокровный армянин, который родился в Армавире, Краснодарский край, объехал практически весь мир, все континенты, но никогда, даже в советские времена, не приезжал с гастролями в Ереван. Какой-то парадокс. Все концертные туры в Армению срывались по тем или иным причинам. Он говорит: «Наверное, должен произойти какой-то момент, когда все звезды встанут». Впервые я попала в Армению, когда мне исполнилось 28 лет. Это был 2003 год.
Говорят, когда армяне видят Арарат, начинают плакать. Не знаю, как это работает, но я тоже не исключение.
19 апреля 2003 года, когда самолет пошел на посадку, не было видно ничего из-за сильного тумана. У меня началась истерика, потому что я осознала, что приземляюсь на армянскую землю. Меня трясло, катились слезы градом. Я помню, как впервые поднялась на Каскад в Ереване и вдруг увидела Арарат. Я не знаю, как эта гора действует на других людей, но для меня она – нечто. Я первое свое стихотворение написала, когда мне был шесть лет, про Арарат. Я тогда еще не умела писать, за мной записывала моя русская бабушка, мамина мама.
Мой приезд в Ереван был связан с армянским проектом. Я отправила его на конкурс и выиграла грант в Фонде Сороса «Институт Открытое общество». Но проекту Roots & routs («Корни и пути») так и не суждено было осуществиться. Мне хотелось сделать большой фестиваль, где были бы представлены армянские музыка, слово и изобразительное искусство. Армяне – нация, разбросанная по миру из-за трагических событий. Я хотела собрать достижения армян в искусстве со всего мира, чтобы выставки современных художников и скульпторов соседствовали, к примеру, с сокровищами Урарту из «Эрмитажа». Чтобы на одной сцене выступали Азнавур, Шер, звучали песни Комитаса, джаз. Хотелось провести фестиваль во всех мировых культурных столицах – Париже, Лос-Анджелесе, Москве, Бейруте, – там, где сильна армянская диаспора.
Второй раз я попала в Армению в 2013 году. Я поехала туда крестить сына, в котором армянской крови четверть (он наполовину австриец). Я не хотела его крестить специально, хотя понимала, что если это случится, то только в Армении. При этом у меня не было никаких конфессиональных предпочтений. Мы люди мира. Я всегда говорю: Бог слишком велик, чтобы принадлежать одной религии. Но где-то в шесть лет мой ребенок стал сам интересоваться этой темой. Он сказал, что хочет, чтобы его покрестили, и мы отправились в Гегард. Это было какое-то интуитивное решение – на в Эчмиадзине, а именно там. В тот же год мы с ним объездили почти все армянские монастыри. Я там чувствую себя как дома.
Чувство рода
До чего же силен ген, что в творениях человека, который может и не идентифицировать себя армянином – не владеть армянским языком, родиться в третьем или четвертом поколении где-то за тридевять земель, есть национальные черты. В изобразительном искусстве, к примеру, – восприятие цвета. В джазе – восточные мотивы, сложный ритмический рисунок.
И вообще, армяне – это нация индивидуалистов, импровизирующих во всем. Наверное, это связано с жизненными трудностями.
Гонимый народ должен был приспосабливаться к новым условиям. Как гласит русская поговорка: «Голь на выдумки хитра». Если ты сыт и доволен, все заплывает жиром. А если ты поставлен в жесткие рамки, но тебе нужно достигнуть цели, ты начинаешь импровизировать.
Мою семью Геноцид не коснулся лично, потому что мои бабушки и дедушки по папиной линии уже жили на тот момент в Нор-Нахичеване. Они были армянами, которых в екатерининские времена переселили из шести крымских сел под Ростовом-на-Дону. А в Крым они пришли, как гласит легенда, из средневековой армянской столицы Ани.
В прошлом году в рамках своего фестиваля «Опера априори» я организовала концерт, посвященный столетней годовщине Геноцида армян, в Большом зале консерватории. Он начался 23 апреля, когда закончилась служба в храме, во время которой всех жертв Геноцида причислили к лику святых. На концерте звучал Реквием современного русского композитора Вячеслава Артемова, но, по моему замыслу, его должны были исполнять музыканты армянского происхождения, ставшие известными за пределами исторической родины. Я организовала этот концерт исключительно для того, чтобы бабушка и дедушка улыбнулись мне с небес. Точно знаю, что, когда перед Реквиемом Асмик Папян пела в полной темноте «Крунк» Комитаса и весь зал слушал ее стоя, я чувстовала за своей спиной весь мой род.
